Глава шестая
Надевать или не
надевать? Из сундука, стоявшего в углу ее спальни, Эмма вынула платье,
тщательно завернутое в папиросную бумагу. Это платье было последней
ниточкой, связывавшей ее с жизнью богатой наследницы Эмилии Линкольн.
Шелковое чудо абрикосового цвета с высокой талией, отороченное изящными
кружевами цвета слоновой кости, было сшито в последние дни той жизни.
Эмма слегка похудела, но несколько лет назад с помощью миссис Гор подогнала
платье по фигуре.
Увы, как ни прекрасен был наряд, ей так и не довелось его надеть. С
первого взгляда было ясно, что платье сшито дорогим портным, — очень
странно для скромной гувернантки.
Эмма задумчиво вынула из сундука маленький веер из перьев, выкрашенных
в абрикосовый цвет, отделанный серебром и слоновой костью, такого же
цвета шелковые перчатки и ридикюль, такой изящный, что в нем едва помещался
тонкий как паутинка кружевной носовой платочек. Лайковые туфельки цвета
слоновой кости и кружевная шаль дополняли ансамбль.
Увы, нет больше жемчужного ожерелья, маленькой жемчужной диадемы и браслета,
которые отец подарил ей за неделю до самоубийства. Все, что осталось
от когда-то полной шкатулки для драгоценностей, — нитка мелкого неровного
жемчуга, скромный пустячок, подаренный ей еще в детстве.
Эмма не стала бы наряжаться, но пренебрежение леди Клары Лафтон и мисс
Стрэйт, алчные взгляды мужчин в гостиной разбудили в ней дерзость. Невозможно
было ошибиться в их намерениях. Даже у бедного Джона Бассета текли слюнки,
когда она попадала в поле его зрения.
Так пусть им будет на что смотреть. И неважно, в чем причина их возмутительного
поведения: в ее привлекательности, в недостатке подходящих женщин или
просто в по явлении нового женского лица. Она примет вызов.
И более того. Внутренний голос нашептывал: много лет назад он — милорд
— оскорбил тебя и причинил тебе боль, хоть и не знает об этом. Как прекрасно
было бы отплатить ему той же монетой! Предположим, ты заставишь его
страдать. Еще лучше, если ты останешься холодна к нему, как он к тебе
когда-то. Месть, говорят, сладка. Почему бы тебе, продолжал настойчивый
голос, не насладиться ею? Не отплатить за презрение и насмешки охотнику
за богатыми невестами?
Эмма разложила прекрасный наряд на постели. Классическая элегантность
платья пережила восьмилетние капризы моды. Можно к тому же задрапировать
его чуть иначе. И почему бы не снять кружевной чепчик — обязательную
принадлежность незаметной гувернантки — и не уложить волосы в модную
прическу?
С сияющими глазами, приоткрытыми от волнения губами, Эмма начала одеваться.
Не в обычный дешевый коричневый бархат, а в платье, в котором отец хотел
видеть ее в день девятнадцатилетия...
Эмма спустилась в холл, где ее ждала миссис Мортон. На нее уставились
невидящие глаза Аполлона и римских императоров и ошеломленные глаза
миссис Мортон, представлявшей образец респектабельности в своем лучшем
черном шелковом платье.
— Моя дорогая мисс Лоуренс, я боялась, что вам нечего надеть по такому
торжественному случаю, но вижу, мне не стоило беспокоиться. Вы, как
обычно, оказались на высоте.
Эмма поклонилась в ответ на комплимент, и обе дамы вошли в главную гостиную,
где уже собрались милорд, лорд Лафтон и его сестра. Мисс Стрэйт еще
не появилась, и леди Клара обрушила все свое внимание на милорда, пока,
обернувшись, не увидела Эмму.
— Боже милостивый, гувернантка! — с оскорбительной манерностью растягивая
слова, произнесла леди Клара, осмотрев Эмму с головы до ног. Затем она
гордо повернулась спиной к Эмме и миссис Мортон и слащавым голосом обратилась
к милорду: — Очень любезно с вашей стороны обеспечить нас полным комплектом...
дам, но, право, вам не стоило утруждать себя. Мне не нужно другого женского
общества, кроме моей славной мисс Стрэйт.
Милорд ответил на грубость самым очаровательным образом, вернув Эмму
на десять лет назад:
— О, моя дорогая леди Клара, подобная широта взглядов делает вам честь,
но, поскольку моя кузина миссис Мортон, которую я вам представляю сейчас,
и мисс Лоуренс обычно обедают со мной, было бы некрасиво не пригласить
их сегодня. И теперь, когда вы это знаете, я уверен, что вы радушно
приветствуете их, как и я.
Ну и зрелище, подумала Эмма, весело наблюдая, как, словно укушенная
змеей, корчится леди Клара, пытаясь вновь обрести почву под ногами после
тактичного выговора милорда. Она так извивается, подумала Эмма, что
платье с большим декольте вот-вот соскользнет с ее плеч, обнажив гораздо
больше прелестей, чем подобает скромной даме.
— О, конечно, Чард, конечно. Ваша эксцентричность восхитительна, а доброта
беспредельна, не так ли, брат? — И она хлопнула веером по плечу лорда
Лафтона, не осмеливаясь излить злобу на милорда. Слишком грозными были
его мощная фигура и суровое лицо.
— Да, в чем дело, Клара? — воскликнул лорд Лафтон, обернувшись, и тут
его слегка выпученные глаза впервые увидели Эмму. — О, мисс Лоуренс?
Счастлив видеть вас, мадам. Ваше присутствие поддержит Клару, я уверен.
Ей не хотелось бы быть единственной юной дамой среди нас, не так ли,
дорогая?
Эмма так и не поняла, как ей удалось сдержать смех от неуместного заявления
лорда Лафтона, не слышавшего речей сестры. Только взгляд милорда, одобряющий
ее новое великолепие, удержал Эмму от неприличного смеха. Однако ей
показалось, что уголки губ Чарда подрагивают от едва сдерживаемой улыбки.
В остальном его лицо сохраняло невозмутимое выражение. Но бедная леди
Клара! Для подобающего количества дам пригласили гувернантку!
Прибытие Калипсо Стрэйт и остальных джентльменов спасло компанию от
дальнейших неловкостей.
Обед явно не удался. Леди Клара, настороженная неблагоприятным началом,
говорила одни банальности, намеренно игнорируя выскочек, как она про
себя называла миссис Мортон и Эмму. Однако обе дамы не огорчались тем,
что им было отказано в удовольствии беседовать с гостьей. Добродушную
миссис Мортон не волновало мнение леди Клары, а Эмма была слишком увлечена
наблюдением за охотой леди Клары на милорда, к тому же ей приходилось
отбиваться от ухаживаний лорда Лафтона, сидевшего слева от нее, и его
соперника Бена Блэкберна, сидевшего справа.
Леди Клара кипела от ярости, обнаружив превосходство наряда гувернантки
над своим и тот факт, что внимание всех присутствующих мужчин явно привлечено
к прислуге, а не к ней. Милорд, к счастью, не реагировал на прелести
гувернантки, но иногда даже его внимание отвлекалось взрывами смеха,
доносившимися с того конца стола, где сидело это злосчастное создание.
Эта жалкая женщина не имеет ни малейшего представления о том, как надо
вести себя в хорошем обществе!
Эмма же с удивлением обнаружила, что наслаждается новым опытом, отвечая
на назойливые ухаживания так, чтобы не оскорблять поклонников. Ее внешность
изменилась слишком поздно, и Эмма так и не узнала, как она действует
на противоположный пол. Смерть отца отрезала ее от высшего света как
раз тогда, когда, как и предполагал мистер Браммел, ее уверенность и
ум стали подчеркивать обретенную красоту.
По знаку милорда миссис Мортон увела дам из столовой, оставив джентльменов
в компании сигар и портвейна. Едва Эмма уселась в гостиной, как мисс
Стрэйт попыталась не очень тактично объяснить ей, что за обедом она
забывалась. Но впервые мисс Стрэйт встретила достойного противника.
Эмма с тихим наслаждением отражала атаки подруги и самозваной защитницы
леди Клары.
— Должно быть, — наставительно заявила мисс Стрэйт, — без опыта и знания
высшего света очень трудно найти в нем место, соответствующее вашему
положению.
— Вовсе нет, — невозмутимо ответила Эмма. — В конце концов, я имею счастье
наблюдать, как ведете себя вы и леди Клара, и вряд ли нашлись бы лучшие
образцы для подражания.
Это было сказано с такой обезоруживающей любезностью, что впервые в
жизни высокомерное презрение мисс Стрэйт к окружающим, включая и леди
Клару, оказалось под серьезной угрозой.
Что сказать? Как ответить?
— Мисс... э... Лоуренс, не так ли? Я могу лишь похвалить ваше умение
выбирать образцы для подражания. Однако вряд ли многие хозяева позволяют
прислуге сидеть за столом с гостями, следовательно, умение вести себя
в обществе не так уж вам необходимо. Вы не должны ожидать от других
такого снисхождения к гувернанткам... мы все знаем очаровательную эксцентричность
лорда Чарда, но... — Мисс Стрэйт умолкла и пожала костлявыми плечами.
— О, вероятно, вы правы, — тихо сказала Эмма, обмахиваясь веером иглядя
поверх головы мисс Стрэйт. — Вы должны извинить меня, если я не нахожу
милорда эксцентричным. Я бы скорее назвала его символом здравого смысла.
Но, конечно, вы и леди Клара знаете его гораздо лучше. Может, Вы просветите
меня относительно других его чудачеств, чтобы я невольно не совершила
бестактность, упомянув о них в беседе с ним?
А что сказать на это? Похоже, мисс Лоуренс обладает даром обезоруживать
собеседников. Любой ответ прозвучит смешно или неприлично. Мисс Сгрэйт
пришлось признать, что таким личным замечанием о Чар-де перед его подчиненной
она сама поставила себя в глупое положение. И последнее слово осталось
за гувернанткой, спокойно взявшейся за вышивание — герб Хастингсов на
подушечке для коленопреклонения в церкви Лаудвотера.
Итак, поскольку ответить было нечего, мисс Стрэйт отправилась к леди
Кларе, которая подчеркнуто игнорировала миссис Мортон, безмятежно вышивавшую
гобеленную подушку.
Несовместимый скучающий квартет спасло лишь появление мужчин через полчаса,
а затем прибытие отряда слуг с чайными подносами. Миссис Мортон и Чард
хорошо вели дом, как заметил лорд Лафтон, не проявлявший ни презрения,
ни грубости к домоправительнице и гувернантке. Кроме того, он старался
не злить Чарда, проницательно заметив, что милорду не нравится пренебрежительное
отношение к Эмме и миссис Мор-тон. Все взвесив, Лафтон вступил в борьбу
с Джоном Бассетом и Беном Блэкберном за внимание гувернантки, оставив
мистера Кросса развлекать миссис Мортон.
Таким образом милорд снова оказался с леди Кларой и ее компаньонкой,
хотя он не был уверен, что по достоинству оценивает эту честь. Более
того, он не мог не поглядывать туда, где сидела мисс Лоуренс. Его как
магнит притягивали ее точеный профиль и впервые обнаженные роскошным
платьем прекрасные плечи. И он с удивлением обнаружил, как неприятно
ему внимание, оказываемое ей другими мужчинами.
Чард хотел подойти и растолкать всех, чтобы это пикантное личико и чарующий
голос принадлежали ему одному. Однако долг призывал его, и, как всегда,
он скрепя сердце подчинился. Если Эмма и заметила, что он полуобернулся
к ней, то ничем не выдала себя, а продолжала спокойную беседу с лордом
Лафтоном, желавшим знать ее мнение о Нортумбрии. Бен Блэкберн, выпивший
больше, чем следовало, облокотился о белый мраморный камин, двусмысленно
обхватив правой ладонью грудь полуобнаженной мраморной Венеры.
Милорд нахмурился, заметив это. Ему не понравилось, как Блэкберн смотрит
на мисс Лоуренс, и он решил вмешаться:
— Вы все выразили желание осмотреть Стену Адриана. Она находится недалеко
от Лаудвотера, и, следовательно, путешествие не будет слишком утомительным.
Позвольте предложить послезавтрашний день. Я успею послать гонца на
постоялый двор «У Джорджа» в Чоллерфорде рядом с мостом через Северный
Тайн, где нам приготовят ленч. Конечно, если погода будет хорошая.
— О, прекрасно! — воскликнула мисс Стрэйт прежде, чем леди Клара успела
вымолвить хоть слово. Леди Клару совершенно не радовала мысль о целом
дне, проведенном под открытым небом, зато ей представлялась возможность
заполучить милорда в свое распоряжение. — Я уверена, что мы с Кларой
получим удовольствие от такой поездки. Я так давно мечтаю увидеть Стену,
но мне это пока не удалось. Не правда ли, Клара, милорд очень любезен?
— О да, в самом деле, — сдержанно ответила леди Клара. — Надеюсь, не
будет слишком ветрено? Больше всего я не люблю ветер. Полагаю, Стена
открыта всем ветрам? Подумать только, пройти по следам римлян! Это были
римляне, не так ли, милорд? Я всегда путаю их с датчанами. Или, может,
это были англосаксы?
— Римляне, — подтвердил милорд, с трудом сохраняя невозмутимость. —
А теперь прошу простить меня. Я должен спросить остальных, устраивает
ли их подобное решение. Мисс Лоуренс и Тиш точно будут довольны: они
уже выражали интерес к подобной экскурсии.
Милорд поклонился и подошел поближе к прохвосту Блэкберну и Лафтону,
выражение лица которого также не предвещало ничего хорошего.
— О, черт возьми, — грубовато сказала мисс Стрэйт леди Кларе, следя
за удаляющимся милордом. — Я была уверена, что мы избавились от гувернантки
и девчонки. Ладно, не переживай. Мы предложим, чтобы они ехали со слугами.
— У меня нет особого желания слоняться под открытым небом, — укоризненно
произнесла леди Клара. — Удивляюсь твоему восторгу, Калипсо. Совсем
на тебя не похоже.
Господи, подумала компаньонка. Бывают времена, когда тупость подруги
совершенно невыносима. Столько трудиться, чтобы устроить ей этот прекрасный
брак, и получать так мало поддержки! Но ничего. Даже отсюда видно, что,
кроме леди Клары, вся компания увлечена перспективой поездки. Мисс Стрэйт
быстро рассудила, что это -лучше, чем шататься по угольным шахтам и
общаться с зазнавшимися углекопами вроде Джорди Стефенсона, с которым
Лафтон всегда о чем-то скучно рассуждает.
— Итак, — подвел итог милорд, — все согласны. Стена послезавтра, а Киллингворт
— на следующей неделе.
— Правильно, — поддержал лорд Лафтон. — Хоть раз удовольствие прежде
дела, Чард. Вы перевоспитываетесь на глазах. Думал, что никогда не увижу,
как вы отодвигаете дела на второе место!
Эмма пришла в восторг. Она не только насладится прекрасной природой
вокруг Лаудвотера, но и сможет оживить уроки истории, к которым Тиш
стала проявлять интерес.
Чувствуя на себе тяжелый недружелюбный взгляд мисс Стрэйт и похотливый
— Бена Блэкберна, Эмма решила покинуть компанию как можно быстрее и
тактичнее.
Захватив вышивание, Эмма поднялась и обратилась к милорду:
— Позвольте мне удалиться, милорд. Боюсь, что я не привыкла бодрствовать
допоздна, и я обещала леди Летиции дальнюю прогулку после завтрака.
Милорд поклонился, разрешая ей удалиться, и энтузиазм, с которым мужчины
бросились желать ей спокойной ночи, мог вполне сравниться с недостатком
оного со стороны мисс Стрэйт и леди Клары, холодно кивнувших на прощание
из другого конца комнаты.
Эмму это не беспокоило. Ее больше тревожил Бен Блэкберн, будто раздевающий
ее глазами. Последний раз подобное выражение лица она видела у Генри
Гардинера. Чем скорее она доберется до своей комнаты и наденет незаметную
одежду гувернантки, тем лучше... правда, ей очень понравилось хоть на
один короткий вечер притвориться, что она снова богатая наследница Эмилия
Линкольн, и притом уже не маленькая заикающаяся толстушка, а красавица,
привлекающая всеобщее внимание.
Как только за Эммой закрылась дверь, Бен Блэкберн прекратил гладить
Венеру. Он зевнул и уставился в потолок, где еще одна Венера резвилась
с Марсом.
— И мне пора на покой, Чард. День был длинным.
Милорд задумчиво проводил его взглядом. Странно. Никогда Блэкберн не
отправлялся спать так рано. Он даст ему небольшую фору, а затем закончит
вечер и заглянет в его комнату... предлог для разговора всегда найдется,
но необходимо убедиться в невинности намерений гостя.
Милорд быстро объявил о конце вечерних развлечений, что избавило его
от необходимости оставаться дольше в. обществе дам Лафтона.
Исполнив свой долг, он быстро поднялся в комнату Бена Блэкберна и обнаружил,
как и ожидал, что она пуста.
Эмма почти достигла своей комнаты, когда ее догнал Бен Блэкберн. Он
еще раньше заметил, что комнаты гувернантки и ее подопечной находятся
в крыле, противоположном тому, где располагались комнаты милорда и его
гостей. Блэкберн надеялся, что Эмма не подозревает о преследовании,
и лакеев вокруг не было.
Действительно, Эмма не замечала Блэкберна, пока не положила ладонь на
ручку двери. Блэкберн накрыл ее руку своей и, окутав лицо винными парами,
пробормотал ей в ухо:
— Какая встреча, дорогуша. Мне нравятся резвые штучки. Теперь мы можем
поразвлечься получше, чем внизу.
Не успела она остановить его, как он развернул ее, прижал к стене и
вжался лицом в ее лицо, пытаясь поймать ртом ее губы, а его руки заметались
по ее телу. Он был крупный, сильный и решительный, и ему плевать было
на свою жертву.
Эмма с ужасом осознала, что прием, освободивший ее от более цивилизованного
мистера Генри Гардинера, здесь не поможет. Хуже того, она была с такой
силой прижата к стене, что не могла шевельнуться: ни оттолкнуть его,
ни воспользоваться каблуком или коленом, чтобы причинить ему боль. Она
застонала и попыталась вывернуться, но он лишь хихикнул.
— Да будет, мадам, не притворяйтесь, что не хотите. Чард от вас не убежит,
но сегодня вы — моя.
Блэкберн мысленно уже выигрывал пари с Лафтоном и предвкушал редкое
удовольствие. Ему всегда нравилось овладевать женщиной после недолгой
борьбы, так что сопротивление Эммы лишь разжигало его, и Эмма начинала
это понимать. Он держал ее с такой свирепостью, что она физически ощущала,
как на руках появляются синяки. Волосы у нее растрепались. Щетина, проступившая
на его лице, царапала ей щеки.
Судя по его поведению, он не собирался довольствоваться просто поцелуем,
и напуганной Эмме ничего не оставалось, как позвать на помощь, и плевать
на позор и скандал, к которым это приведет, если, конечно, кто-нибудь
услышит и спасет ее. Однако, как только она открыла рот, чтобы закричать,
Бен Блэкберн грязно выругался и заставил ее замолчать, накрыв ее губы
своими и пытаясь просунуть ей в рот язык.
Отчаяние охватило Эмму, но тут пришло спасение. Кто-то спешил по коридору,
и этим «кем-то» оказался милорд. Он увидел близко стоящую пару и заговорил
издали как можно спокойнее, хотя это далось ему с огромным трудом:
— А, вот и вы, Блэкберн. Заблудились, не так ли? Ваши комнаты в другом
конце, выходят окнами на переднюю лужайку.
Милорд не спешил, давая Блэкберну возможность освободить жертву, а Эмме
— привести себя в порядок. Бен Блэкберн воспользовался предложенным
шансом притвориться, что ничего не случилось, сказав самоуверенно и
беспечно:
— Мисс Лоуренс как раз объясняла мне, как найти дорогу.
Он бесстыдно решил утаить, почему так раскраснелся, тем более что прекрасно
знал: милорд понял его намерения. Он также знал, что лишние слова опасны
и могут подвергнуть риску его общественное положение. Может, Бен Блэкберн
и имел некоторую власть в Нортумбрии, но Чард гораздо могущественнее
и мог бы при желании его уничтожить. С некоторой тревогой негодяй ждал
ответа милорда.
— Неужели? Как любезно с ее стороны, — медленно произнес милорд. Бесстрастное
лицо не выдавало убийственной ярости, охватившей его, как только, завернув
за угол, он увидел две борющиеся фигуры. — Ну, можете поблагодарить
мисс Лоуренс за помощь и пожелать ей спокойной ночи, Блэкберн.
С этими словами милорд отступил, дав Бену Блэкберну пройти, что тот
и сделал, отводя глаза и благодаря Бога за предложенные правила игры.
Однако интересно, что понадобилось милорду в коридоре, где находятся
комнаты гувернантки? Кто он такой, чтобы мешать Бену Блэкберну развлекаться
с девкой, явно ублажающей его самого? Любой мужчина имеет право на безнравственную
женщину! И так близка была возможность выиграть пари! Будь проклят Чард!
Но история еще не закончена.
Не обращая внимания на Блэкберна, милорд подошел к Эмме, открывавшей
дверь в свою комнату. Она тоже отворачивалась от него, сгорая от стыда,
поскольку он обнаружил ее в такой компрометирующей ситуации. Неужели
он подумал, что она поощряла Бена Блэкберна?...
Милорд не мог думать ничего подобного. Он видел синяки на ее руках и
лице и знал, почему она отворачивается... как робкая лань, только что
спасшаяся от беспощадного охотника.
Он должен поговорить с ней, уверить, что считает ее жертвой, а не любезной
партнершей в недозволенной любовной игре.
— Мисс Лоуренс, — сказал он тихо и нежно, — простите меня, я должен
был вывести бесстыдного Бена Блэкберна на чистую воду. Он безобразно
вел себя с вами, но я думаю, вы не хотите скандала, который могла бы
вызвать наша ссора из-за вас. Он пережил бы скандал, вы — вряд ли. Я
откажу ему от дома, стоит вам только пожелать. Но я не думаю, что он
попытается напасть на вас снова. Если же я выгоню его, он очернит ваше
имя, а вы не сможете ответить на его клевету. Сейчас же мы можем сделать
вид, что ничего не случилось.
Эмма гордо подняла голову, откинула выбившийся локон и прошептала:
— Благодарю вас за то, что вы спасли меня и сделали это так, что предотвратили
скандал. Я прекрасно понимаю, что именно я пострадала бы от огласки
случившегося. — Эмма поколебалась, но продолжила: — Пожалуйста, поверьте
мне, никоим образом я не поощряла его, не давала поводов думать, что
он может обращаться со мной так неподобающе. Я уверена, что он был пьян
и едва ли понимал, что делает.
В последнее милорд не верил. Бен Блэкберн точно знал, что делает. Наблюдая
за его поведением с Эммой, милорд боялся, что случится нечто подобное.
Он знал, что Блэкберн — распутник, но надеялся, что тот не станет злоупотреблять
гостеприимством Лаудвотера и нападать на невинную молодую женщину.
Сейчас же милорд видел, что, несмотря на храбрые слова, Эмма начала
дрожать, и, не удержавшись, протянул руку и коснулся ее щеки, пораненной
Беном Блэкберном, и нежно погладил ее.
— Нет, вы не должны...
Что она не должна? Или что не должен он? Ни один из них не знал. Он
забылся, стал не лучше Бена Блэкберна, хотя и не пользовался ни грубой
силой, ни холодной жестокостью. Он обнял ее, нежно прижал к себе дрожащее
тело, гладил шелковистые волосы, легко поцеловал в макушку, стараясь
успокоить, и шептал: «Ну, ну» — как будто Эмма была не старше Тиш. Он
хотел поцеловать ее поцарапанную Беном Блэкберном щеку...
И еще больше... Нет! Он отшатнулся и сказал, глядя в ее огромные, устремленные
на него глаза, блестевшие непролитыми слезами:
— Нет, нет. Я не лучше его. Пользуюсь вашими страданиями. Я — животное.
Вы, должно быть, всех мужчин считаете животными. Простите меня.
У Эммы кружилась голова... от того, что случилось, и от сильной ответной
реакции на объятия милорда. Она доверчиво взглянула на него.
— Нет, нет. Вы спасли.меня. И ведете себя совсем не так, как он. Нет,
нет. — И спросила, поскольку эта мысль только что пришла ей в голову:
— Как вы узнали о его намерениях? Как вы оказались здесь так кстати
и спасли меня? Еще секунда, и я бы пропала.
Она снова задрожала.
— Не знаю, — медленно ответил милорд. — Может, то, как он смотрел на
вас в гостиной...
Нельзя еще больше пугать ее, и, хотя мучительно больно оторваться, он
должен отпустить ее. Он не доверял себе и желанию, пронзившему его тело,
стоило ему лишь слегка обнять ее.
Необходимо было откланяться, и он сказал как можно ласковее:
— Постарайтесь забыть происшедшее, хотя я понимаю, что это будет трудно.
Хотите, я пошлю за вашей горничной? Или прикажу принести вам успокаивающий
напиток?
— Нет, благодарю вас. Думаю, мне лучше остаться одной и постараться
заснуть, если
получится.
— Тогда спокойной ночи, — сказал он и пошел прочь от искушения, которым
она невольно стала для него. Все долгие годы после смерти Изабеллы он
не чувствовал ничего подобного ни к одной женщине. Ни одна самая уверенная
светская красавица не могла заставить его бросить холостяцкую жизнь.
Снова жениться ради денег — он содрогался от одной мысли о таком браке.
И вот теперь он не мог сопротивляться магическому влиянию этого изящного
цветка — ибо именно так он начинал думать о ней, — обладающего к тому
же нравственной силой. Странно, ему казалось, будто он знал ее всегда,
как будто она была той частью его жизни, которую он ждал все эти одинокие
годы.
Он был уверен, что, встретив ее в беспечной юности, прошел бы мимо,
так нечувствителен он был ко всему, кроме яркой красоты. Повзрослевший,
умудренный жизнью и грузом унаследованной ответственности, он научился
ценить не только внешнюю привлекательность. Неброская красота Эммы подчеркивалась
блестящим умом — качеством, которым, как считал юный Доминик Хастингс,
женщины не обладают, да ему и не нужна была тогда умная жена.
Нет, он должен держаться от нее подальше, не искушать ее... хотя она
искушает его...
Оставшись одна в своей комнате, Эмма упала на кровать, прижав ладони
к горящим щекам. Хотя ее расстроило нападение Бена Блэкберна, больше
всего она была потрясена удивительным открытием: она любит милорда.
Более того, она поняла, что чувство десятилетней давности было простым
детским обожанием, теперь же ее любовь стала более сложной, более зрелой.
Теперь она любит Доминика Хастингса не за красивое лицо и очаровательные
манеры, она влюбилась в дальнего мужчину, которым он стал.