Глава шестнадцатая.

— Черт бы их всех побрал, — ворчал Бен Блэкберн над кружкой эля. Он пил в жалком притоне в Ньюкасле-апон-Тайн и только что услышал о предстоящих событиях в Киллингворте. «Блюхер», усовершенствованный почти до неузнаваемости, должен был пройти новые испытания, и все жители Кил-лингворта и его окрестностей не собирались упускать случай «отпраздновать еще один успех нашего Джорди». — Надеюсь, эта проклятая штука взорвется от собственного пара и заберет их всех с собой в ад. Особенно Чарда, — угрюмо продолжал ворчать Бен, протягивая пустую кружку за следующей порцией эля, — и его проклятую шлюху.

За все свои беды он винил тот злосчастный визит в Лаудвотер. Вышвырнув его из-за проклятой гувернантки, Чард, как он считал, положил начало цепи вытекающих друг из друга событий, закончившихся в двух вонючих комнатенках на задворках Ньюкасла. Ведь и он мог стать одним из инвесторов нового исторического проекта и не оказался бы в таком отчаянном положении, что домовладелица угрожала выкинуть его на улицу, требуя долг за три месяца.

Мысли о мщении роились в его затуманенном мозгу- Позже в ту ночь, сидя на своей грязной постели, он достал почти единственное, что спас, когда рухнула его жизнь: пару пистолетов. Он любовно ласкал их, закрыв глаза, пока не пришел к решению.

Да, он поедет в Киллингворт и послужит орудием дьявола, уничтожив Чарда. А если не получится, он найдет другую возможность покончить с Чардом, как Чард покончил с несчастным Беном Блэкберном, выбросив его нищим и бездомным в недобрый мир.

По Нортумбрии и графству Дарем ползли слухи об испытаниях в Киллингворте нового локомотива «Веллингтон», более совершенного, чем «Блюхер». На испытания ожидали сэра Томаса и владельцев других шахт, включая Чарда из Лаудвотера. Некоторые говорили, что из Лондона прибыла леди, инвестирующая деньги не только в усовершенствование локомотивов, но также и в безопасную шахтерскую лампу, которую изобрел «наш Джорди».

Леди, интересующаяся локомотивами! Это казалось несколько странным, но на испытаниях в тот день действительно присутствовали дамы и на одну из них показывали как на «девушку Ланнон» — так произносили ее имя северяне.

Эмма очень тревожилась, что милорд не приедет в Киллингворт. Они провели счастливую неделю в «Голубином Гнезде», но «как друзья», постоянно подчеркивал милорд, «как друзья, и ничего больше».

Эмма не верила ему. Вернее, они действительно были друзьями, но это не мешало им стать любовниками. Однако на второй день милорд снова заковал свое сердце броней, и Эмме ничего не оставалось, как продолжать осаду.

Предчувствия подсказывали Эмме, что испытания в Киллингворте соединят их. Она понимала, что глупо верить в это, но верила. Не всегда возможно сохранять здравомыслие. Однако здравомыслящая женщина не помчалась бы за милордом, а вышла бы замуж за одного из титулованных и знаменитых поклонников, появившихся у богатой наследницы.

В любом случае она собиралась в Киллингворт и надеялась, что милорд также там будет. Он не захочет обижать сэра Томаса, своего доброго друга.

— Чард занят Лаудвотером, — сказал Эмме сэр Томас, когда милорд уехал из «Голубиного Гнезда», практически не дав обещания посетить Киллингворт. — Суровый парень Чард. Ему необходима хорошая жена.

Эмма весело согласилась, хотя сэр Томас тактично не уточнил, что именно Эмма должна стать этой хорошей женой.

— Я думаю, что милорд хотел бы сам выбрать себе жену, — серьезно ответила она.

— О да. Но некоторым мужчинам нужно помочь принять решение, мисс Линкольн.

На это Эмме нечего было ответить, и, стоя между мисс Уэйтли и мисс Дакр в толпе джентльменов и рабочего люда, приехавших поглядеть на новый локомотив Стефен-сона, она думала о сэре Томасе и его желании обустроить жизнь своего протеже.

Увы, милорд пока не появился среди зрителей, собравшихся за маленьким коттеджем мистера Стефенсона. Там были сэр Томас с несколькими членами Большого союза и мистер Доде, помогавший Стефенсону оформить патент на новый двигатель.

Хотя не чувствовалось такого возбуждения, как во время первых испытаний «Блюхера», все же посмотреть на движущийся механизм на колесах пришло довольно много народу... даже больше, чем год назад. Эмма не могла не вспоминать тот счастливый день: день, когда она впервые поняла, как сильно любит милорда и что он тоже любит ее.

Как будто мысли о «ем вызвали его появление! Ибо она увидела, как он выходит из своего экипажа, остановившегося около толпы. И Джон Бассет был с ним, вполне здоровый. Милорд приехал!

Он увидел ее и пошел к ней, а она не могла отвести от него глаз. Милорд тщательно оделся, чтобы показать свое уважение к успеху мистера Стефенсона, как поняла Эмма. Он выглядел очень величественно в бу-тылочно-зеленом сюртуке, обтягивающих кремовых бриджах и высоких начищенных сапогах.

И он снова похож на прекрасного героя ее юности, думала Эмма. Суровость, ставшая его главной чертой с тех пор, как он унаследовал Лаудвотер, исчезла. Он снова был непринужден, снова в мире с самим собой, и глаза его вспыхнули при виде Эммы... как и глаза Джона Бассета. Но ответная улыбка Эммы предназначалась только милорду.

Друзья? Как бы не так! Они должны быть любовниками. Неделя, которую они провели врозь, показала милорду, как он скучает без нее, хочет быть рядом с ней, слушать ее дразнящие замечания и чувствовать на себе постоянно взгляд этих огромных темных глаз. Жизнь без нее маячила впереди кошмаром, о котором не хотелось и думать. Время, проведенное вдали от нее, лишь подтверждало то, о чем он знал с того первого мгновения, когда увидел ее в холле Лаудвотера. Они — две половинки, жаждущие соединиться.

Эмма, не отрывавшая глаз от милорда, не видела идущих за ним миссис Мортон, мистера Кросса и Тиш.
— О, папа! Посмотри, папа, там мисс Ло-уренс. — Вырвавшись от миссис Мортон, Тиш бросилась к Эмме. — О, почему вы оставили нас, мисс Лоуренс? А теперь, когда вы вернулись, вы должны приехать в Лаудвотер. Правда, папа?

Милорд, которого Тиш обогнала в своем бешеном порыве (сейчас она цеплялась за Эмму, как будто решила никогда больше не отпускать), подошел к любимой.

— Так вы все-таки приехали, — только и смогла вымолвить Эмма.

— Да, — ответил он просто. — Хотя и не следовало. Как бы ни стремился я увидеть новый локомотив Стефенсона.

— Этот локомотив тоже называется «Блюхер»? — спросила Тиш, совершенно не подозревая о страстях, бушующих над ее головой в сердцах папы и бывшей гувернантки. — Папа говорит, что у вас новое имя. Вернее, вас надо называть вашим прежним, настоящим именем. Я должна называть вас мисс Линкольн, а не мисс Лоуренс. Я забыла это, когда увидела вас, и назвала мисс Лоуренс. О, и он говорит, что я не должна командовать вами, но я никогда не командовала, правда? Даже когда вы были моей гувернанткой.

— Конечно, — улыбаясь, согласилась Эмма. — Ты никогда не командовала мной, хотя я, пожалуй, немного командовала тобой.

— Если бы я думала, что по моей команде вы бы вернулись в Лаудвотер, уж тогда бы я покомандовала, — сокрушалась Тиш. — Папа кажется гораздо счастливее, когда вы с нами.

Взгляды милорда и Эммы встретились в печальном признании так наивно высказанной правды.

Приблизившийся к ним сэр Томас прервал дальнейшие откровения Тиш, взял милорда под руку и с таинственным видом отвел в сторону.

— Мои люди сообщили, что Бен Блэкберн где-то здесь и продолжает угрожать вам и Лафтону. Лафтон меня не волнует, но мы должны проследить, чтобы он не добрался до вас. Я приказал нескольким шахтерам удалить его, если он посмеет здесь показаться. Я рад, что многие интересуются изобретением Стефенсона, но в толпе Блэкберну легче затеряться.

Как будто они вернулись на год назад, подумала Эмма. Джон Бассет, мистер Кросс и миссис Мортон подошли поздравить ее со вновь обретенным состоянием. Мисс Уэйтли и мисс Дакр были представлены им, и три пожилые дамы немедленно завели разговор о более интересных для них предметах, чем локомотив мистера Стефенсона. Сэр Томас совершенно сознательно отвел в сторону Джона Бассета, чтобы оставить Эмму и милорда несколько в стороне от толпы, начинавшей проявлять нетерпение в своем желании увидеть новую конструкцию в действии.

Они молчали с минуту. Слова больше не нужны, им достаточно просто быть рядом друг с другом, восторженно думала Эмма. Ах, мой любимый, твой нежный взгляд, смягчившаяся осанка выдают перемену твоих чувств. Я не теряю надежду на счастье. Но вслух Эмма сказала:

— Удивительно, что прошел год с тех пор, как мы стояли на этом самом месте, ожидая начала испытаний «Блюхера».

— В прошлом году, — тихо сказал милорд, — я вынул из вашего глаза кусочек сажи, которую выплюнул «Блюхер». Надеюсь, что в этом году «Веллингтон» будет к вам добрее.

— Я не могу назвать «Блюхера» злым, поскольку он позволил вам оказать мне услугу, но надеюсь, что локомотив, названный в честь самого недавнего британского героя, будет ко мне добрее, — ответила Эмма, вспоминая, что поступок, упомянутый милордом, открыл их страсть всему миру. Интересно, что этот мир думает сейчас, когда преображенная гувернантка и преображенный Чард снова стоят лицом друг к другу.

Ей не дали времени найти ответ на этот вопрос. Тиш звала ее:

— Отсюда лучше видно, мисс Линкольн! А Джон Бассет пытался привлечь внимание милорда поручением сэра Томаса, который присоединился к Стефенсону в начале рельсового пути, чтобы дать обоим своим протеже — милорду и Эмме — обменяться любезностями.

— Я пойду к Тиш, — сказала Эмма. — Сэр Томас, несомненно, захочет поговорить с вами о делах, и я не хочу мешать.

— Я вернусь к вам позже. Вам не нужен эскорт?

Эмма отрицательно покачала головой.

— Мне придется пройти всего несколько ярдов. В таком людном месте я дойду до Тиш одна, ничего со мной не случится.

В любой другой момент подобное утверждение было бы неопровержимой истиной, но судьба распорядилась иначе. Едва Эмма прошла десяток шагов через толпу, как кто-то схватил ее сзади за талию и хриплый голос прошептал в ухо:

— Стой спокойно, шлюха, или я пристрелю тебя вместо твоего любовника.

Это Бен Блэкберн держал ее столь жестко. Эмма открыла было рот, чтобы криком предупредить милорда, но Бен опередил ее:

— Эй, Чард, Чард! Посмотри, какую красивую рыбку я поймал! Если хочешь, чтобы я отпустил ее, делай, что я прикажу. И не спорь.

Услышав свое имя, милорд резко обернулся и увидел Эмму в когтях Бена Блэкберна.

— Что?.. — начал он. — Отпусти ее немедленно, Блэкберн, и я обещаю, что никто не причинит тебе вреда.

— Ага, и никто не причинит вреда ей, если ты сделаешь, как я скажу, — ухмыльнулся в ответ Бен. — Мне нужна твоя шкура. Баба — просто наживка, Чард.

Толпа уже отвлеклась от локомотива Сте-фенсона, который вот-вот должен был сдвинуться с места, и глазела на разыгрывающуюся драму.

Побледневший милорд двинулся к Бену.

Толпа угрожающе зашумела. Раздались крики, требующие немедленно освободить даму.

Блэкберн полуобернулся к зрителям, приставив пистолет к виску Эммы, и хрипло крикнул:

— Если хоть один из вас попробует остановить меня, я пущу пулю в нее — и не промахнусь. А ты, Чард, подойди поближе, и когда ты поравняешься со мной, я ее отпущу. Тогда я сведу с тобой счеты.

Держа Эмму и Чарда между собой и толпой, Блэкберн пятился параллельно рельсовому пути. Не подозревая о происходящем в конце откоса, Стефенсон отдал приказ машинисту трогаться. Несколько мужчин из толпы попытались броситься на Бена, но он снова приставил пистолет к голове Эммы, пригрозив, что пристрелит ее.

Мужчины замешкались, и милорд крикнул:

— Не пытайтесь остановить его! Этот бешеный пес не отвечает за свои действия!

Разъяренный словами милорда, Бен пятился от толпы.

— Еще одно оскорбление, Чард, и я убью вместо тебя твою шлюху.

— Немедленно освободи ее, — приказал милорд, пытаясь говорить спокойным голосом. Он уже подошел настолько близко, что ясно видел испуганное лицо Эммы и свирепое — Блэкберна.

Эмма, молчавшая с того мгновения, как Бен напал на нее, видя, что милорд продолжает приближаться, крикнула:

— Остановитесь, милорд. Остановитесь. Пусть лучше он убьет меня. Если он должен кого-то убить, то лучше меня.

— О, смело, — зарычал Бен, — но мне нужна кровь Чарда, а не его шлюхи.

Милорд, не послушавшись любимую, продолжал приближаться, и Бен отшвырнул Эмму с такой силой, что она упала на четвереньки. Вот! Вот он миг, которого он ждал! Сейчас он разделается с человеком, погубившим его! Бен вскинул пистолет, чтобы в упор поразить своего врага. И плевать, что, когда пистолет будет пуст, толпа набросится на него! Лишь бы убить Чарда.

Мгновение милорд смотрел смерти в глаза, а затем бросился на Бена и повалил его на землю. Так стремительно было это неожиданное нападение, что, потеряв равновесие, Бен невольно нажал на курок и выстрелил в небо; пустой пистолет вылетел из его руки.

Противники упали и покатились по земле. Бен оказался сверху и вовсю воспользовался своей удачей: ударил милорда в лицо изо всех сил, немедленно оглушив его. Негодяй поднялся, торжествуя и дико оглядываясь, и заметил Эмму, пришедшую в себя и бегущую к милорду. Милорд, у которого кружилась голова, пытался встать на ноги. Толпа бежала за Эммой.

Сбитый с толку, безоружный, лишенный возможности отомстить, потерявший все, кроме инстинкта самосохранения, Бен Блэкберн издал хриплый вопль, повернулся и побежал прочь от жаждавшей возмездия толпы. Его единственной надеждой на спасение было пересечь рельсовый .путь перед приближающимся локомотивом, который мог бы задержать его преследователей.

Ему могло повезти, но он не учел скорость локомотива, считая его таким же медлительным, как «Блюхер». На свою беду, Бен мчался наперерез более мощному «Веллингтону»...

Преследователи, пораженные тем, что Блэкберн мчится навстречу собственной смерти, отпрянули, опасаясь сами попасть под локомотив. Ни Эмма, ни толпа, кроме тех, кто бежали первыми и подняли крик, не видели несчастья.

Эмма упала на колени, чтобы помочь милорду. У него все еще кружилась голова, но он пытался сесть, придерживая поврежденную челюсть. Эмма обвила его руками и только теперь разрыдалась от счастья, что нашла его живым, и осыпала поцелуями. Ничто не имело для них значения, кроме того, что другой был в безопасности.

Те, кто наблюдал происходящее издали, включая и сэра Томаса, не совсем поняли, что произошло. Только когда Джим Стефен-сон резко затормозил «Веллингтона», все подбежали к лежавшему в луже крови Бену Блэкберну. Сэр Томас приказал присмотреть за дамами, а один из шахтеров, посмелее остальных, начал рассказывать ему о нападении Бена Блэкберна на мисс Линкольн и милорда и о несчастном случае.

Перепуганный Джон Бассет спешил к милорду, которому уже помогли подняться на ноги. Милорд стоял рядом с Эммой, и оба смотрели в сторону остановившегося локомотива, не понимая, из-за чего там такая суматоха.

— Нет, нет, не ходите туда, — сказал им Джон, дрожа. — Это зрелище не для дамы... и не для вас, милорд.

Увидев их озадаченные лица, он спросил:

— Вы не знаете, что случилось?

Джон коротко рассказал им о судьбе, постигшей Бена Блэкберна.

— И самое удивительное, что он еще жив. Но он потеряет руку, и ему предстоит суд за покушение на убийство, то есть если остановят кровотечение и спасут его.

Эмма спрятала лицо на груди милорда, обнявшего ее. Он все еще не совсем пришел в себя.

— Я бы не пожелал ему подобной судьбы, — медленно произнес милорд, — но он вел себя так подло, что подобный конец был неизбежен. Я сам бы убил его, лишь бы спасти Эмму.

— Я думала, что он убьет вас, — рыдала Эмма в его жилет. — Я не могу жалеть его, нет, совсем не могу. — И более трезво она продолжала: — Может, потом, но теперь я могу думать только о том, что Бог покарал его за то, что он решил убить вас.

Эмма задрожала.

— Я думала, что он убил вас этим страшным ударом!

— Плевать на меня! — воскликнул милорд. — Я думал о том, что он хочет убить вас.

И он крепче обнял ее, невзирая на то, что скажут окружающие о таком публичном проявлении чувств. Ему все еще трудно было привыкнуть к тому, что он остался жив.

Более того, мир словно перевернулся, когда он увидел Эмму в руках Бена Блэкберна, и теперь ему трудно было вернуть все на место. Он мог думать лишь о том, каким круглым дураком был, отказываясь жениться на ней. Они уже потеряли десять лет, и несколько ужасных минут ему казалось, что судьба решила разлучить их навсегда, не дав насладиться любовью.

Что-то немедленно нужно сделать.

И быстро!

Ничто не остановит его — ни возгласы, ни поздравления толпы, взволнованной его спасением от неминуемой смерти. Тиш висела на нем, счастливая, что нашла папу живым.

Мисс Дакр вежливо старалась оторвать Эмму от милорда. Тщетно! Они не отпускали друг друга. Как и милорд, Эмма решила, что все эти глупые разговоры о препятствиях к женитьбе продолжались слишком долго и пора ему об этом сказать. Но это не понадобилось, поскольку, как только она перестала рыдать и дрожать, милорд взял ее руку и поцеловал.

Не обращая внимания на любопытные взгляды, он порывисто воскликнул:

— Может быть, это не лучший момент, но я слишком долго откладывал, моя дорогая, и только что понял, что больше откладывать не могу. Подумать только, что я мог умереть, не успев задать вам главный вопрос... и все из-за предубеждения, что пострадает моя честь! Мисс Эмилия Линкольн, я прошу вас оказать мне честь и выйти за меня замуж. Пожалуйста, не отказывайте вашему скромному слуге, который не желает жить без вас.

— О да, да, — вымолвила Эмма. — Вы знаете, что я выйду за вас замуж. Когда угодно и навсегда.

— Прекрасно, — сказал милорд, восхищенно целуя ее, ко всеобщему восторгу зрителей. — Именно то, что я хотел услышать. Теперь поедем поскорее домой и претворим мою мечту в жизнь.

Некоторое время они стояли, обнимая друг друга, забыв обо всем, пока разрумянившаяся Эмма не оглянулась: Тиш прыгала от радости, мисс Уэйтли улыбалась, как и сэр Томас с мистером Стефенсоном, успевшие услышать предложение милорда и согласие Эммы. Они только что закончили утешать Джима Стефенсона, убедив его — это соответствовало истине, — что на той скорости, с которой шел локомотив, у него не было никакой возможности избежать Бена Блэкберна, бросившегося под колеса.

— Итак, — заявил сэр Томас, ослепительно всем улыбаясь, — этот негодяй принес хоть какую-то пользу. Хотя и невольно. Бросил вас в объятия друг друга, не так ли? И вовремя. Правда, надо было совсем обезуметь, чтобы атаковать вас в таком людном месте.

И это было единственной эпитафией, которой удостоился Бен Блэкберн.

Выразив все восторги по поводу будущей свадьбы, а также триумфального испытания нового локомотива мистера Стефенсона, толпа начала расходиться. Некоторые несколько притихли после всего, что случилось, другие, наоборот, находились в приподнятом настроении.

Бен Блэкберн был суровым хозяином, и многие втайне считали, что он своей несдержанностью навлек на себя такой страшный конец. Его отнесли в ближайший дом, и доктор обработал его раны, но не смог сказать, умрет пациент или выживет. Послали за констеблем, чтобы охранять дом.

Свадьба прошла тихо. Ни невеста, ни жених не хотели пышного празднества. Они обвенчались в маленькой часовне Лаудвотера в присутствии нескольких друзей, тети Фон-тэн, ее семьи и стольких слуг, сколько смогла вместить часовня. Остальные слуги собрались в кухне, ожидая возвращения
счастливчиков, чтобы начать праздничный обед, заказанный милордом.
Когда церемония окончилась, Луис собрал свой выигрыш.

— Всегда знал, что она его ухватит, и быстро к тому же, — ликовал он. — Решительная мадам новая леди Чард и, говорят, достаточно богатая, чтобы спасти Лаудвотер.

— Просто волшебная сказка, — заметила сентиментальная экономка, надевшая новое платье специально по случаю бракосочетания.

Комментарии наверху были похожими, но более сдержанными. Милорду и Эмме было совершенно все равно, что говорят о них. Они нашли друг друга, и этого им было вполне достаточно.

Может, самым счастливым человеком после жениха и невесты была Тиш, которую огорчало только то, что новая мама не сможет каждый день давать ей уроки — она будет слишком занята обязанностями папиной жены.

— Я уверен, — сказал с улыбкой милорд (он не переставал улыбаться с того мгновения, как Эмма согласилась выйти за него замуж), — что, если бы мы дали ей возможность, она бы провела с нами брачную ночь.

Он говорил это, когда они наконец остались одни в его спальне. Он нежно снял с головки Эммы венок из белых гвоздик, удерживавший ее фату.

От дома разъезжались экипажи гостей. В экипаже тети Фонтэн Тиш сидела рядом с юной кузиной Эммы Каролиной, с которой уже успела подружиться. Тиш покапризничала немного, когда узнала, что придется покинуть папу и новую маму, но ее уверили, что всего через несколько недель она увидит их снова.

— Тебе повезло, — сказала более опытная одиннадцатилетняя Каролина. — Мои дядя и тетя Помфрет провели два года за границей после свадьбы, оставив дома двух детей дяди от первого брака.

Эмма подарила Тиш свой маленький букет белых гвоздик, и девочка еще держала его в руках, когда оглянулась, чтобы бросить последний взгляд на Лаудвотер перед отъездом в дом Фонтэнов в Северном Йоркшире.

— Бедная Тиш, — ласково сказала Эмма. — Но...

— Но думаю, мы заслужили немного времени наедине, — сказал милорд, расстегивая легкий жакет Эммы. — Понятия не имел, что женщина должна столько надеть на себя, чтобы выйти замуж. Придется совершить подвиг, чтобы найти мою Эмму.

— Я могла бы сказать о вас то же самое, — возразила Эмма, развязывая его галстук, чтобы заняться рубашкой. Одно из преимуществ любовного приключения с собственным мужем до свадьбы состоит в
том, что не надо тревожиться о первой брачной ночи.

— Дерзкая девчонка, — усмехнулся милорд. — Можно подумать, что вы уже делали это раньше. — И он продолжал лукаво улыбаться, когда нес ее на большую постель. — Надеюсь, вы согласитесь снова заняться любовью днем, поскольку, прождав десять лет, я не могу ждать больше ни минуты.

Эмма с улыбкой прошептала:

— Мне нравится ваше нетерпение, милорд.

У него хватило здравого смысла, перед тем как осыпать ее всю поцелуями (даже в тех местах, о которых Эмма и подумать не могла), прошептать:

— Доминик. Называй меня Доминик, моя любовь. Милорд — для гувернантки, не для жены милорда.

— Но я всегда... — начала Эмма. И тут все ее чувства смешались от его ласк, последние остатки сдержанности оставили ее, она окончательно сбросила все последствия того вечера десятилетней давности и простонала: — О, Доминик, сделай это еще раз, пожалуйста.

И он сделал. И снова. До тех пор пока Эмма не испытала удовольствие, еще более сильное, чем в павильоне. Она, всегда такая сдержанная, извивалась под ним, пока они оба не достигли высот наслаждения.

Затем они погрузились в молчание. Даже острый язычок Эммы умолк. Лучи заходящего солнца упали на их сплетенные тела.

Через некоторое время они проснулись; первым проснулся милорд, разбудивший Эмму ласками; она повернулась в его руках и сонно сказала:

— Не останавливайся.

Он выполнил ее просьбу. Они занимались любовью более медленно, но так же увлеченно, а потом он приподнялся на подушки и сказал:

— Ты наконец назвала меня Домиником. Я уже многие годы не слышал своего имени. Мать называла меня Домиником, но после ее смерти я всегда был Хастингсом или Чар-дом. Я снова чувствую себя самим собой.

На его лице было выражение тихого счастья. Эмма снова его поцеловала. Он изумленно произнес:

— Если бы десять лет назад я знал, что ты можешь сделать со мной и для меня, я бы схватил тебя и побежал к ближайшему алтарю, требуя, чтобы нас немедленно обвенчали!

Эмма рассмеялась, но он озадаченно добавил:

— Почему я не узнал тебя, когда впервые увидел? Та цыганка была права, когда нагадала, что я не узнаю свою любовь, когда встречу ее впервые. Я и не узнал.

Эмма молчала, обдумывая его слова, затем сказала:

— Я думаю, что нам обоим необходимо было вырасти. Я сама не знала себя, так как же ты мог меня узнать? Потому что... потому что... всю свою жизнь я получала все, что хотела... Мне ничего для этого не надо было делать. Я считала, что все принадлежит мне по праву.

А ты был самым большим подарком. Я никогда не спрашивала себя, заслужила ли тебя или почему ты хочешь меня, кроме того, что я сама по себе награда. Я совсем не думала о тебе. О, я знала свои недостатки: я всегда хотела быть стройной и красивой, но мне никогда не приходило в голову, что я должна что-то сделать, чтобы избавиться от полноты или заикания. Я просто считала твою доброту и желание жениться на мне само собой разумеющимися.

Вот почему я была в таком шоке, когда услышала твое истинное мнение. Позже, много позже я поняла, что люди имеют в виду, когда говорят, что испытали озарение, изменившее их жизнь. Это озарение, безусловно, изменило мою. Моим первым желанием было причинить тебе боль, такую, какую ты причинил мне, и я это сделала. И только когда я стала нищей и мне пришлось бороться за выживание, я начала понимать, что сделала с тобой бедность. Не только то, что ты отчаянно хотел жениться на деньгах, но и то, что тебе это могло не нравиться. Как мне не нравилась моя служба в чужих домах.

Эмма умолкла. Милорд крепче обнял ее, когда она тихо сказала:

— Мне кажется, именно поэтому я всегда думала о тебе как о милорде: ты так же сильно отличался от того эгоистичного мальчика, как, надеюсь, я отличаюсь от той эгоистичной девочки. Вот почему я хочу остаться Эммой, а не Эмилией. Но самое главное: если я называю тебя Домиником, то потому, что люблю тебя и прошлое больше не сможет причинить нам боль. Во всяком случае, я на это надеюсь. Прошлое осталось позади, и мы сможем наслаждаться нашим будущим.

Он снова поцеловал ее.

— Моя любовь, моя единственная любовь. Ты так великодушна, что я благоговею перед тобой. Я до сих пор удивляюсь, как ты смогла полюбить меня снова после... Эмма закрыла ладонью его рот.

— Тише. Все забыто. Закончено.

— Я еще кое-что должен рассказать тебе, — серьезно начал милорд. — Когда мы впервые занимались с тобой любовью, я сказал, что мой брак был очень несчастливым. Моя жена была неверна мне. Летиция — Тиш — не мой ребенок. Я никак не мог быть ее отцом. До ее рождения я решил отправить и ребенка, и мать прочь. А потом жена умерла в родах. Меня повели посмотреть на нее... и там, в колыбели рядом с ее кроватью, горько плакала Тиш — ребенок другого мужчины.

Я помню, как смотрел на нее. Она была такая маленькая и беспомощная и кричала так сердито. Не знаю почему, но я взял ее на руки, и она затихла. Я погладил ее щечку, и она стала сосать мой палец.

Ты говорила об озарении. Мое случилось в тот миг. Меня ужаснула мысль о том, чтоб отослать ее, отказаться от нее, хоть я и мог легко доказать, что она не моя. Я понял, что не могу предать ее, такую маленькую и беспомощную. Я передал ее кормилице и специально подчеркнул: «Смотрите за моей дочерью».

И с тех пор Тиш моя дочь, и она не должна подозревать правду. Всего один раз меня поддразнили насчет моего отцовства, и по этому поводу была моя единственная дуэль в жизни. Она моя, я признал ее, и она моя по закону.

Как и ты, я всегда принимал все хорошее как должное, и все обращалось в пыль и пепел. Но Тиш — совсем другое. Ты сказала, что озарение изменило тебя. Я думаю, что мое озарение изменило меня. Мне пришлось забыть о ложной гордыне, чтобы сохранить ее. И теперь она действительно моя, моя дочь, как, надеюсь, она станет твоей.

Эмма не сказала ему, что уже знала о Тиш. Он сам рассказал ей правду — и, сделав это, подтвердил ее уважение к мужчине, каким он стал.

— Да, Тиш будет и моей дочерью, и надеюсь, у нее будут братья и сестры. Полагаю, ты хочешь, чтобы у
Тиш были братья и сестры?

— Конечно... я не откажусь и от удовольствия подарить их тебе. — Он снова обнял ее. — Миледи — ведь ты миледи, поскольку я милорд, — давайте отметим начало нашей совместной жизни сотворением нового ребенка. Вы согласны?

— О, и охотно. — Эмма подставила ему лицо для поцелуя. Прошлое — позади, настоящее — восторг, а будущее — страна, которую они исследуют вместе.

Позже, когда наступила ночь и сон наконец начал предъявлять свои права, милорд прошептал ей в ухо:
— Полагаю, можно сказать, что в конце концов мы отомстили друг другу.

— Правда, — ответила Эмма, устраиваясь поудобнее в его объятиях. — Но это, безусловно, сладкая месть.