Глава десятая.
Не подозревая,
что она и милорд выдали себя, Эмма считала визит в Киллингворт интересным
и поучительным. Реакция каждого на изобретение локомотива Джорди Стефенсона
так раскрыла их истинные характеры, что экспедиция могла бы послужить
иллюстрацией для книги о семи смертных грехах.
Эмма критически относилась к людям. Только когда речь шла о милорде,
у нее не складывалось единое мнение. Она приехала в Лаудвотер, полная
решимости забыть прошлое и вести себя безразлично и корректно, как любая
молодая женщина, нанятая воспитывать дочь хозяина дома. Да, она собиралась
считать милорда просто хозяином, а не человеком, которого знала раньше
и который жестоко обидел ее.
Увы, это благое намерение скоро забылось. Забылось, как только она обнаружила,
что Доминик Хастингс стал человеком, которого можно уважать. А затем
возродилась ее детская любовь. Только на этот раз ее собственная зрелость
преобразила ту любовь в более глубокое и прочное чувство. Если юной
Эмилии Линкольн было достаточно находиться рядом с возлюбленным, восхищаться
его обаянием, то повзрослевшая Эмма Ло-уренс хотела от него большего...
Если быть честной до конца, она хотела быть любимой им. Она обнаружила,
что ее тело дрожит от его малейшего прикосновения. А что же случится,
если он пойдет дальше? Если он... В этом месте своих размышлений Эмма
краснела и трепетала. Она не должна думать о таких бесстыдных вещах.
И если раньше она верила, что собирается увлечь милорда и добиться его
признания в любви только для того, чтобы потом бросить его, то давно
уже не испытывала жажды мести.
Как только появились признаки того, что он увлечен ею, ее чувства к
нему разрослись и расцвели. Но все безнадежно. Она просто прислуга,
гувернантка его дочери, никто. Он может сделать ее своей любовницей,
хотя пока сопротивляется желанию... спать с ней — это было самое безобидное
для Эммы выражение, в действительности означавшее «сделать своей шлюхой».
И без Калипсо Стрэйт она понимает, что милорд никогда не женится на
бедной гувернантке.
Возвращение в Лаудвотер только напомнило ей огромную разницу в общественном
положении между ней и милордом, лордом Лафтоном и даже Беном Блэкберном.
Разницу, увеличенную их разногласиями в оценке изобретения Стефенсона.
Милорд понял, что они ему больше не союзники. Оба будут выступать против
дальнейшего создания локомотивов, как в парламенте, так и вне его, хотя
пока еще им требовалось содействие милорда в других делах графства.
Правда, милорд не очень-то страдал из-за их дезертирства.
— Видите ли, — сказал он Эмме в своем кабинете, — сэр Томас предложил
мне войти в его Большой союз главным образом потому, что я готов рискнуть
приличной частью свободного капитала, вложив его в труды Стефенсона.
Правда, я не думаю, что рискую. Я убежден, что мы добьемся успеха.
Он посмотрел в окно на красивый ландшафт.
— Скажите, мисс Лоуренс, не считаете ли вы, как Лафтон, что я сошел
с ума? Вы были в Киллингворте и видели испытания, а вы женщина разумная,
и я уважаю ваше мнение. Я также знаю, что вы будете со мной честны и
не скажете неправды лишь потому, что, как вы считаете, она может мне
понравиться.
Вся беда в том, что она с ним не честна, не так ли? Даже имя, под которым
он знает ее, чужое. Что он сказал бы, если бы узнал, кто она на самом
деле? Эмма сглотнула комок в горле. Ну, по крайней мере на этот вопрос
она может ответить честно.
— Я согласна с вами, — тихо сказала она. — На меня большое впечатление
произвел не только извергающий дым и огонь «Блюхер», но и сам мистер
Стефенсон. Я редко встречала людей таких цельных и умных. Как я поняла,
он начал жизнь неграмотным шахтером, что делает его еще более достойным
восхищения. Да, если бы я была мужчиной или имела деньги, я поддержала
бы его всеми возможными способами. Нет, я не считаю вас сумасшедшим.
Я просто считаю лорда Лафтона и мистера Блэкберна близорукими.
— О, вы необычайно радуете меня, мисс Лоуренс! — воскликнул милорд.
— Увидев, как изменили мнение Лафтон и Блэкберн после испытаний «Блюхера»,
я уже сам начинал считать себя чудаком.
— Я думаю, они ожидали слишком многого, — заметила Эмма, отложив перо.
— Они думали, что увидят нечто более замечательное. Но подобные изобретения
развиваются медленно. Во всяком случае, так всегда говорил мой отец,
обсуждая новые технические проекты.
В своем энтузиазме и желании поддержать возлюбленного Эмма забыла, что
она скромная мисс Лоуренс, и снова стала Эмилией Линкольн, дочерью человека,
обсуждавшего с нею важные дела. К счастью, милорд так обрадовался ее
поддержке, что не заметил вдруг объявившегося отца, имевшего свою точку
зрения на инвестиции и прогресс.
— Согласен. И между нами, я считаю лорда Лафтона косным, а Бена Блэкберна
поверхностным — потому «Блюхер» и не показался им чудом.
Эмма явно разделяла мнение милорда, а миссис Мортон с открытым ртом
слушала, как милорд и его новый секретарь увлеченно обсуждают такие
загадочные и недостойные женщин темы. Скорей бы уже поправился Джон
Бассет, думала она, и освободил бы мисс Лоуренс от мужских обязанностей.
Она глубоко вздохнула. И снова вздохнула, поскольку вошел Джон с гроссбухом
под мышкой и с правой рукой все еще на перевязи. Он проверял состояние
финансов милорда и пришел доложить, какие инвестиции милорд может сделать
без ущерба для себя. Стало ясно, что секретарство мисс Лоуренс так скоро
не закончится.
Остаток дня был занят тяжелой работой. С помощью Джона Эмма написала
несколько писем и составила баланс по Лаудвотеру. Хотя милорд и не выбрался
из финансовых затруднений, дела поместья шли гораздо лучше, чем когда
он унаследовал его.
Милорд собственноручно написал сэру Томасу Лидделу о своем намерении
поддержать Стефенсона. Сам того не зная, милорд произвел хорошее впечатление
на сэра Томаса своим здравым смыслом. Говорили, что Чард в молодости
вел веселую жизнь, но теперь и сэру Томасу, и всей Нортумбрии очевидно,
что пятый граф Чард гораздо умнее и тверже своих предков.
Трио закончило работу перед самым обедом. Вскоре после Джона пришел
управляющий милорда, которому.и сообщили о последних событиях. Управляющий
дал понять, что его одобрение зависит от того, не повлияют ли новые
траты на развитие ферм поместья. Когда его успокоили на этот счет, он
объявил, что согласен.
— А если в конце концов — ибо в скором времени трудно ожидать отдачи
— мы приобретем столько, на сколько я надеюсь, тогда все мои многочисленные
планы сдвинутся с мертвой точки, — подвел итог милорд, вытаскивая часы
и с некоторым удивлением обнаруживая, что пора заканчивать разговоры
и отправляться на обед. — Нет времени на переодевание, — объявил он.
— Я уверен, мисс Лоуренс, что с тех пор, как вы приняли участие в нашей
работе, дело пошло быстрее. Без обиды, Бассет. Теперь я понимаю, что
навалил на вас слишком много работы, и то, что вы разделили ее с мисс
Лоуренс, стало благом, которого я не мог ожидать, когда вы решили броситься
со Стены!
— О Боже, милорд, — взволнованно защебетала миссис Мортон. — Надеюсь,
вы не собираетесь оставлять мисс Лоуренс постоянным секретарем! Должна
напомнить, что эта должность совершенно не годится для молодой женщины.
Временная замена — да. Но ни в коем случае не постоянная. Милорд ласково
улыбнулся Эмме. — Я вынужден согласиться с вами, миссис Мортон, хотя
и с некоторой печалью. Я не мог бы рассчитывать на более усердного и
аккуратного секретаря. Если у меня и были какие-то сомнения в том, что
дама может справиться с подобной работой, теперь я потерял их навсегда.
Вы делаете честь вашему полу, мисс Лоуренс.
Миссис Мортон пристально смотрела на милорда и его нежные глаза. Нет,
он не должен поощрять мисс Лоуренс, она может неправильно его понять.
Он никогда не вел себя неподобающе ни с одной из женщин, работавших
в Лаудвотере до нее, но всему бывает начало. Вслух же миссис Мортон
сказала:
— И потом, Тиш необходима ее гувернантка.
— О, мистер Бассет скоро выздоровеет, — сказала Эмма довольно резко,
— и тогда Тиш достанется все мое время, а не только утренние часы.
— А я найму клерка вам в помощь, Бассет, — добавил милорд. — Дел в Лаудвотере
стало так много за последние несколько лет, что я прекрасно вижу: помощь
вам необходима. Так что ваше растянутое запястье обернулось для вас
благодеянием!
В этом веселом настроении они явились в гостиную, где их ожидали праздные
члены домашнего общества.
Однако гости милорда решили остаться не только на обед. После долгих
лет затворничества в собственном доме лорду Лафтону очень понравилось
гостить в чужих. Будучи скуповатым, во время визита в Лаудвотер он убедился
в финансовых преимуществах жизни за чужой счет.
И поскольку Бен Блэкберн еще менее был склонен отправляться в свое заброшенное
и обветшавшее поместье, он также решил провести остаток лета в Лаудвотере.
Неплохая идея, и, кроме того, пора возобновить преследование гувернантки,
поведение которой с Чардом убедило Блэкберна в том, что она так же легкодоступна,
как и большинство женщин, какими бы надменными они ни притворялись.
* * *
Куда бы ни направлялась Эмма, Бен Блэкберн не отставал. Даже Тиш это
заметила.
— Мне не нравится человек, который все время ходит за вами. Он говорит
не то, что думает, — уверенно заявила Тиш как-то днем, когда Эмма вернулась
от милорда и они отправились провести импровизированный урок на лужайке.
Бен Блэкберн оказался тут же и начал неумело заигрывать с Тиш. Он совершенно
не представлял, что могло бы заинтересовать ребенка.
— Вам нравится хорошая погода, а, леди Летти? А вашей гувернантке? —
спросил он, излучая фальшь, а затем почти подобострастно обратился к
Эмме: — Как жаль, что у меня в детстве не было уроков на свежем воздухе.
Но и учил меня скучный оксфордский сторонник классического образования,
а не очаровательная юная леди.
Если он надеялся задобрить Эмму, заставить забыть свое нападение, ему
это совершенно не удалось.
— Я уверена, вы простите нас, если мы вас покинем, — сказала Эмма, вставая,
— мы собирались заняться ботаникой и идем к ручью. Я хотела бы, чтобы
леди Летиция сосредоточилась на занятиях.
После такой отповеди трудно было преследовать их, и Блэкберн смотрел
им вслед с перекосившимся от ярости лицом. Его лицо стало еще безобразнее,
когда он заметил милорда, приближающегося со стороны конюшни. Тиш бросилась
к отцу, и эта проклятая шлюха ее не остановила. Милорд подхватил Тиш
на руки и весело встряхнул, затем поставил на землю, и все трое отправились
к ручью. Тиш держала отца за руку и подпрыгивала от радости.
Бен ругался, пока они не исчезли из виду. Его решение преподать урок
Чарду и гувернантке усилилось от их очевидного счастья.
Он бы еще более разъярился, если бы мог слышать шутливую беседу милорда
и Эммы.
— Я думал, что после тяжелой работы вы предоставите Тиш и себе возможность
отдохнуть.
— Вовсе нет, — возразила Эмма с улыбкой. — Тиш пропустила столько уроков,
что мы не можем симулировать.
Тиш, уже скакавшая перед ними, обернулась:
— О, мисс Лоуренс, что значит «симулировать»?
— Это значит притворяться больным, чтобы быть праздным, — опередил Эмму
милорд. — То, в чем мисс Лоуренс совершенно невозможно обвинить.
Тиш убежала вперед за бабочкой, и милорд вполголоса спросил Эмму:
— Блэкберн снова беспокоил вас, мисс Лоуренс? Если да, я немедленно
предложу ему уехать. Вряд ли он усвоил урок, и только мои хорошие манеры
не позволяют наказать его бесстыдство. Он сам пригласил себя остаться
в Лаудвотере, и, поскольку открытая конфронтация вызовет в графстве
пересуды, мне приходится терпеть его присутствие. Но если он будет вести
себя оскорбительно по отношению к вам, я выставлю его, не вовлекая в
скандал вас.
— О нет, — поспешно ответила Эмма. Как и милорд, она не хотела скандала.
— Он не сказал ничего плохого.
И пока это было правдой, ведь оскорбителен был его тон, а не слова.
— Вы уверены? — с беспокойством спросил милорд. У него было странное
чувство, какого он никогда не испытывал раньше чувство рыцаря, желавшего
защитить свою даму.
— Совершенно уверена. Думаю, присутствие Тиш лишило его зубов.
Милорд снова был очарован. Образ беззубого Бена Блэкберна показался
необычайно приятным.
— Вы прекрасно выбираете слова, моя дорогая, — сказал он. В конце концов,
Тиш, стоявшая на коленях и наблюдавшая за рыбками в ручье, не могла
его услышать.
— Что от меня и требуется. — Эмма подняла на него озорные глаза, и суровое
лицо милорда смягчилось. — Слова — ремесло гувернантки.
— Ваша предшественница этого не умела. — Милорд улыбнулся еще шире.
— Мисс Сандеман говорила мало, и редко ее слова были уместными.
Милорд понимал, что некрасиво критиковать отсутствующую, но это была
чистая правда. Эмма Лоуренс не походила ни на одну из знакомых ему женщин.
Одно ее присутствие делало его счастливым.
Среди деревьев стояла скамья, и милорд пригласил Эмму присесть и понаблюдать
за увлекшейся Тиш.
Усевшись в прохладной тени деревьев и удобно вытянув длинные ноги, милорд
обнаружил еще кое-что. Он хотел бы, чтобы они втроем были настоящей
маленькой семьей и после прогулки вернулись в пустой дом и пообедали
одни, без незваных гостей, и чтобы он увел потом эту тихую женщину в
свою комнату, и они бы...
В успокаивающей тишине, в мире с самим собой, чего он не испытывал многие
годы, милорд задремал. Все заботы, тяготившие его, исчезли.
Тиш подняла голову, чтобы позвать отца, и увидела, как мисс Лоуренс
поднесла палец к губам, требуя тишины. Папа заснул! Днем! Девочка не
заметила только, что перед тем, как заснуть, папа взял руку мисс Лоуренс
в свою и нежно прижал ее к груди.
Папа спал и в своем сне гулял по парку Лаудвотера. Перед ним шла Тиш,
именно шла, а не бежала, так как странным образом превратилась в прелестную
девушку. Она вела за руку маленького, еле поспевающего за нею мальчика...
А он, что он делал? Ну, он держал в своей руке изящную женскую ручку.
А мальчик, кто он? Милорд повернулся взглянуть на женщину, которая...
была... которая... была... Он вздрогнул и проснулся. Взрослая Тиш, маленький
мальчик и неизвестная женщина исчезли во тьме.
Эмма вместе с Тиш следила за рыбками в воде. Спокойствие не покидало
милорда... пока он не услышал приближающиеся к дам шаги и голоса. Именно
соблюдение приличий заставило Эмму присоединиться к Тиш.
Бен Блэкберн, обезумевший оттого, что милорд не появился из-за деревьев,
окликнул вышедшую на лужайку мисс Стрэйт и пригласил ее прогуляться
к римскому павильону мимо ручья. У него не было абсолютно никакого желания
увидеть павильон или ручей или гулять с мисс Стрэйт. Он хотел поймать
милорда в компрометирующем положении с гувернанткой, имея свидетелем
Стрэйт. О, она была бы бесценным свидетелем. Ему даже не пришло в голову
задать себе вопрос, неужели милорд такой негодяй, что будет заниматься
любовью с гувернанткой при дочери! Он судил о других по себе. Но увы!
Ему удалось поймать лишь Тиш. Взволнованная компанией папы и мисс Лоуренс,
она отпустила руку Эммы, побежала по скользкому берегу за маленьким
косяком рыб, поскользнулась и с громким всплеском упала в ручей. Правда,
она сразу встала, совершенно мокрая, но ничуть не растерянная, торжествующе
подняв правую руку с зажатой в ней извивающейся рыбиной. Эту картину
и увидели подоспевшие Бен Блэкберн и Калипсо Стрэйт.
В тот же миг милорд, находившийся до этого целомудренно далеко от гувернантки,
вскочил на ноги и бросился спасать свое дитя. Он прыгнул в ручей, схватил
девочку на руки и, к удовольствию мисс Стрэйт, по крайней мере, вылез
такой же мокрый. Оргия, которую надеялся застать Бен Блэкберн, превратилась
в детскую игру. Ни сатиров, ни нимф, только веселящиеся отец с дочерью.
Обращенное к ним лицо милорда было таким счастливым, какого никто из
них в Лаудвотере никогда не видел. Только Эмма почувствовала боль, узнав
прежнего беспечного Доминика Хастингса. Это длилось одно мгновение.
Милорд направился к дому с мокрой Тиш на руках мимо ухмыляющегося Бена
Блэкберна и озабоченных женщин, командуя на ходу:
— Мисс Лоуренс, пожалуйста, идите за мной. Я поймал в ручье большую
рыбину и боюсь, нам обоим необходима ванна и чистое белье.
Эмма охотно последовала за ним. От этого нового подтверждения близости
милорда и гувернантки ухмылка Бена Блэкберна стала свирепой. Калипсо
Стрэйт с любопытством наблюдала за его гневом. Милорд и Эмма исчезли
за поворотом дорожки.
Значит, вот куда дует ветер? И неужели не будет конца триумфам гувернантки?
И насколько глубоко увяз милорд? И каковы его намерения? Несомненно,
умная женщина может использовать ситуацию к своей выгоде, а мисс Стрэйт
давно поняла, что гувернантка умна. Достаточно ли умна, чтобы поймать
одного из лордов, как леди Летиция поймала свою рыбину?
Но неужели она, Калипсо Стрэйт, глупее этой гувернантки?
— Еще одно слово перед тем, как вы уйдете, мисс Лоуренс, — обратился
милорд к Эмме, когда дамы покидали джентльменов после обеда.
Он уже принял ванну и снова оделся как денди. Его гости никогда не могли
предугадать, какой образ он выберет: провинциального сквайра или столичного
денди. Сегодня он был истинным денди, повязав галстук а-ля Наполеон
и зачесав волосы назад. Фрак, черные шелковые бриджи и изящные черные
кожаные туфли с серебряными розетками превратили его в первоклассного
щеголя.
Милорд приказал Эмме не покидать общество сразу, как только дамы устроятся
в гостиной. Тиш с ними не было. Кэтти и миссис Мортон, услышав о падении
в ручей, уложили ее в постель, чтобы избежать верной простуды.
Протесты Тиш ни к чему не привели. Девочка к тому же сожалела о том,
что папа выбросил ее рыбину обратно в воду, а не позволил принести домой.
Тиш хотела, чтобы повариха поджарила ее на обед.
— А теперь так рано ложиться спать... — жаловалась она. — Я этого не
вынесу. Дорогая мисс Лоуренс, пожалуйста, скажите им, что упасть в ручей
— не хуже, чем принять лишнюю ванну.
Эмма была совершенно согласна с Тиш, но не могла противостоять объединенной
мощи двух женщин. И было бы нетактично расширять свои права. Кэтти и
миссис Мор-тон и так были слегка обеспокоены явным увлечением милорда
гувернанткой. Не стоит заставлять их относиться к ней с еще большим
негодованием.
Эмма печально подумала, что осталась без единого друга как наверху,
так и внизу. Каждая партия имела собственные причины не любить ее или
не доверять ей. Не очень приятно оставаться в изоляции. В прежних домах
ей всегда удавалось сохранить если не дружбу, то хотя бы уважение как
высших, так и низших обитателей. Но теперь, кроме милорда и Джона Бассета,
друзей у нее нет. На нее смотрят как на добычу или выскочку.
Эти гнетущие мысли витали в ее голове, когда она вышивала в гостиной
с таким старанием, будто жизнь ее зависела от этого. Леди Клара, Калипсо
Стрэйт и миссис Мор-тон беседовали, игнорируя ее. Прибытие мужчин, слегка
развеселенных портвейном, не исправило ситуацию, поскольку вскоре стало
ясно, что единственная их цель — Эмма. Присутствие остальных женщин
они лишь терпели.
Не то чтобы они нарушали приличия, но их красноречивые мимика и жестикуляция
не соответствовали словам.
Джон Бассет немедленно подошел к одиноко сидящей Эмме — счастливое для
него обстоятельство.
— Моя дорогая мисс Лоуренс, — энергично начал он. — Я читал ваш отчет
милорду об испытаниях в Киллингворте и их возможных последствиях. Прекрасная
работа! Я не смог бы написать лучше! Милорд сказал, что напишет сэру
Томасу и за основу возьмет ваш отчет. Честное слово, если бы вы были
джентльменом, а не леди, я боялся бы за свое место! А так я сожалею,
что милорду не долго осталось наслаждаться вашим искусством. Моя рука
быстро заживает, и скоро я смогу снова пользоваться ею, что позволит
мне вернуться к своим обязанностям и снять тяжелую ответственность с
ваших плеч. Милорд говорит, что вы поступили очень благородно, выполняя
мою работу и продолжая давать уроки леди Летти. Мы оба боимся за ваше
здоровье, если вы будете и дальше так много трудиться.
— О, но работа такая интересная, — пылко ответила Эмма. — Я так наслаждалась
ею, и я предпочитаю быть занятой.
— Мы с милордом это заметили. — Джон не мог сдержать свой энтузиазм
и не сводил с Эммы сияющего взгляда. — Моя дорогая мисс Лоуренс, позвольте
мне поговорить с вами завтра в час, который вы назначите сами, по вопросу,
беспредельно важному для моего сердца. Вы позволите?
По горящим глазам Джона Эмма немедленно поняла, какой вопрос он хочет
поднять. Безнадежно, совершенно безнадежно. Она могла принять его лишь
как друга, никогда — как возлюбленного. И теперь ей придется провести
бессонную ночь, пытаясь придумать слова для вежливого отказа. Хотя она
лучше всех знала, что любые ее слова сделают его несчастным.
Но остановить его, предотвратить завтрашний разговор невозможно. Джон
продолжал говорить, Эмма машинально отвечала, пытаясь скрыть свои истинные
чувства, и согласилась встретиться с ним в десять утра.
Когда Джон вскоре отошел от нее, на освободившееся место уселась Калипсо
Стрэйт.
— Еще один преданный поклонник, мисс Лоуренс? И такой, который непременно
сделает вам честное предложение. Хотя, возможно, не его вы хотели бы
видеть у своих ног! Я боюсь, что все поклонники, чье положение в обществе
выше вашего, хотя и бесконечно восхищаются вами, не сделают вам предложение,
которое могло бы вас удовлетворить. Достойные предложения могут сделать
равные вам или те, чье положение еще ниже вашего, но они не удовлетворят
вас по совсем иной причине, совершенно мирской.
Надеюсь, вы тщательно обдумаете мои слова и поступите разумно, как и
подобает женщине, не имеющей ни денег, ни положения в обществе.
Все это было сказано с таким любезным видом, что сторонний наблюдатель
принял бы обеих женщин за лучших подруг. Тем более что Эмма мило улыбнулась
своей мучительнице, решив, однако, проявить не меньшую откровенность.
— Я обдумаю ваш совет, мисс Стрэйт, как обдумала бы любой другой, и
приму ту его часть, которая покажется мне разумной и полезной, проигнорировав
ту часть, которая таковой не является. Вас это устроит? И не позволите
ли мне предложить совет вам? Полагаю, он сможет принести вам пользу.
Мне кажется, ваше положение не так сильно отличается от моего, как вы
пытаетесь убедить меня.
Калипсо Стрэйт не ожидала лобовой атаки, и, что еще хуже, гувернантка
оказалась умнее, чем она думала, и обнаружила глубоко запрятанный изъян
ее. общественного положения: родословная мисс Стрэйт, может, и безупречна,
но ее предполагаемое состояние — миф!
Мисс Стрэйт так удивилась, что чуть не выдала себя.
— Как?.. — начала она и осеклась. — О, нет. Это еще одна ваша уловка,
иначе...
— Однако вы подтвердили мою догадку, — улыбнулась Эмма.
На этот раз победа осталась за Эммой, но она не успела насладиться ею.
Мисс Стрэйт, заметив приближающегося к ним милорда, решила поступить
согласно старинному изречению: «Тот, кто убегает с поля боя, возможно,
сохраняет жизнь для будущих битв».
— Передаю вас вашему благородному поклоннику, — вызывающе объявила она,
— и не стану желать вам удачи, поскольку, как мне кажется, она вам не
нужна!
Эмма лишь улыбнулась в ответ, что милорд принял на свой счет и вознаградил
ее улыбкой, которую редко видели в Лаудвотере до приезда новой гувернантки.
Однако природная проницательность не покинула его, так как он сказал,
опускаясь в кресло, освобожденное мисс Стрэйт:
— Надеюсь, она не докучала вам. Говорят, у нее острый язычок.
— О, вовсе нет, — уверила его Эмма. — Напротив, я нашла нашу беседу
очень занимательной и... поучительной.
Прекрасные брови милорда поползли вверх, напомнив Эмме высокомерного
и тщеславного Доминика Хастингса.
— Тогда, мисс Лоуренс, вы должны простить меня, если, будучи обычно
мишенью ваших двусмысленных замечаний, к этому я в свою очередь отнесусь
скептически. Вы вполне могли бы сравниться с жителями древней Аттики.
( Аттика — древнегреческая область, славившаяся остроумием своих жителей.)
Эмма сделала вид, что не поняла намека, и милорд рассмеялся.
— О нет, так не пойдет. Я слишком хорошо вас знаю. Жестокая мисс Лоуренс,
пронзающая сердца иглами своего интеллекта. — Милорд наклонился к ней
и нежно добавил: — Сердце мисс Стрэйт обливалось кровью?
— Нет, но это случится с сердцем леди Клары, если вы с таким упорством
будете беседовать со мной у всех на виду.
— Вы сами виноваты, поскольку с таким упорством не позволяете беседовать
с вами наедине, — капризно возразил милорд.
— Вспомните, милорд, о разнице в нашем общественном положении.
— Именно об этом говорила с вами мисс Стрэйт? Она выглядела преисполненной
решимости победить дюжину соперниц.
— Сомневаюсь, что вы ее цель, милорд.
— Доминик, мисс Лоуренс, меня зовут Доминик.
— А мое имя — Эмма, но вы не получите моего разрешения пользоваться
им, милорд.
— Вы снова пронзили мое сердце, но если исключить меня как цель, которую
приписывает вам мисс Стрэйт, то остается лорд Лафтон.
Его озорную улыбку могла видеть лишь Эмма, поскольку он сидел спиной
к остальным.
— Меня не интересует лорд Лафтон. — Однако она ничего не сказала о своем
интересе к милорду.
— О, я верю вам. Но он интересуется вами. И бедный Бассет... он тоже?
— Несмотря на беспечность слов, в тоне милорда проскользнуло беспокойство.
Не боится ли он, что секретарь нравится ей больше, чем он сам?
— Скажите мне, — Эмма невидящим взглядом смотрела на дракона, изрыгающего
огонь на ее вышивании, — разве я похожа на Цирцею, Мессалину или ту
добродетельную святую, предпочевшую мученичество потере невинности?
Я забыла ее имя. Скажите, милорд, почему мы всегда забываем невинных
и помним виновных?
Ее слова так точно попали в цель, что милорд замигал.
— Не в бровь, а в глаз, — сказал он, становясь снова степенным милордом.
— Вы напомнили мне о моем долге. Удивит ли вас, если я скажу, что сердце
мое кровоточит... тем более что я должен оставить вас и побеседовать
с Лафтоном.
Он уже поднимался, когда Эмма сказала:
— Вы просили меня не уходить рано, поскольку хотели что-то сказать.
Это правда? Или вы просто хотели убедиться, что я дождусь вашего возвращения
в гостиную?
Милорд снова сел.
— Ну, мне кажется, Джон Бассет опередил меня. Я собирался сказать вам,
что он почти выздоровел и скоро сможет вернуться к своим обязанностям.
А это мне совсем не нравится, мисс Лоуренс, по причинам, которые я предлагаю
отгадать вам. Я не хочу сказать, что не ценю Джона, но мое сердце снова
кровоточит, а ваше — нет. Вы всегда называете меня милордом, что доказывает:
ваше сердце сделано из камня.
Простой ответ Эммы заставил его замолчать.
— Но я всегда думаю о вас как о милорде. — И, почти забывшись, поскольку
простота всегда соседствует с правдой, а правда выдает мысли, она добавила:
— Я никогда не думаю о вас как о Доминике Хастингсе.
Не успели вырваться эти слова, как Эмма пожалела о них. Милорд в. то
мгновение не заметил ничего странного, но после, собираясь лечь в свою
одинокую постель, задумался... не над ее словами, а над тоном, который
снова вызвал слабое эхо чего-то давно забытого.
И Эмма в своей одинокой постели думала о милорде. Я не могу больше считать
себя невинной, поскольку вкусила от Древа Познания и узнала наконец,
что такое любовь. Я не могу стать снова такой, какой была до приезда
в Лаудвотер и новой встречи с ним.